Как у вас в детстве складывались отношения с книгами?
Помню, мне шесть лет, я сижу у бабушки на полу, на диване разложены игрушки, и тут перед моими глазами возникает «Cпутник букваря». Я в слезах спрашиваю маму: «Почему я должна это делать?», а она говорит: «Скоро школа». Учиться читать было для меня пыткой. При этом в детстве я очень любила слушать пластинки. Родители могли поставить мне пластинку и на полчаса уйти в универсам рядом с домом. Они знали, что пока одна сторона крутится, я сижу неподвижно с обложкой, смотрю на неё и слушаю, как заколдованная.
Когда мучительный период обучения чтению прошёл, книги стали для меня источником бесконечного счастья. Я ждала лета, чтобы начитаться до полуобморочного состояния. Первую половину каникул я проводила у бабушки в Подмосковье и читала там книги папиного детства: «Волшебная галоша», «Синопа. Маленький индеец». Затем я приезжала к бабушке на Северный Кавказ и перечитывала мамины книжки: «Динку» Осеевой и «Дорога уходит в даль…» Бруштейн.
Для вас книги в детстве были способом эскапизма? Что вам давало чтение?
У меня бурная фантазия, с которой довольно сложно жить. Я не могла определить границу между реальностью и фантазией: олени на бабушкином ковре со мной разговариали, камни как будто подползали поближе, за углом прятались тигры. Я часто испытывала сильную тревогу.
Родные иногда стонали: «У тебя больное воображение!». Я говорила: «Может быть, не больное, а большое?».
Мой младший сын Коля в этом на меня похож. Ему семь лет. Я прекрасно понимаю, когда он говорит, что не может войти в тёмную комнату, потому что представляет там кого-то. Он занимается с психологом, который помогает ему отличать выдумку от реальности.
Может, мне в детстве тоже не помешал бы психолог. Но тогда мне помогали книги. Я видела, что у писателей в головах происходит то же самое. Я не удивлялась, когда Люси заходила в шкаф и находила там Нарнию, ведь я сама постоянно сидела в шкафу и мечтала там что-то найти. Мне это было понятно.
А вы пытались управлять своей безграничной фантазией?
Я постоянно сочиняла истории и в них жила. Я могла бесконечно играть одна: построить домик посреди кустов, залезть в него, проигрывать сюжеты в голове — быть то королевой, то храбрым воином. Мне не приходило в голову, что их можно записывать. Скорее, я их зарисовывала как комиксы.
Когда вы задумались о том, что можете писать истории?
В восьмом классе. У меня была беда с русским, из-за рассеянности я не понимала правила и получала тройки. Однажды учительница задала нам написать сочинение на свободную тему «Если бы у меня были прошлые жизни, кем бы я был?». Я всю свою безудержную фантазию выразила в сочинении. Написала, что была бы учителем в древнем мире. Учительница выбрала два лучших сочинения, и одно из них было моим. Дальше опять были тройки, но я запомнила этот момент микро-славы.
В 16 лет я написала первый рассказ «О ненависти», папа предложил опубликовать его на Прозе.ру. За ночь его прочитали два человека, и я была в шоке. Так я начала публиковать свои тексты.
Многие дети в ваших героях узнают себя. Как вам удаётся так точно их передать?
Детям иногда дают психологическое задание — нарисовать марсианское животное. Они начинают рисовать клюв петуха, шею жирафа, ноги льва, то есть из реальных кусочков составляют выдуманное существо. Я примерно так же пишу: беру черты разных людей, соединяю их, получается персонаж.
В моих героях-подростках очень много меня. У любого подростка внутри оголённые провода, а у подростка с буйной фантазией — они в тысячу раз сильнее. Я хорошо помню это состояние: ты идешь по улице, и кажется, все на тебя смотрят, все над тобой издеваются, все хотят тебя изменить. В школе страшно выйти к доске и стоять перед всем классом.
У меня есть такой тип героев — рефлексирующий и боязливый. По мне даже литературные критики слегка проехались, мол, вот у Кузнецовый герой — какая-то тюха.
Однако на встречах с читателями ко мне подходят дети и говорят: «Спасибо, что вы написали про меня. Я тоже боюсь сделать что-то не так, попасть в неловкое положение, стать предметом шуток».
В моих книгах подростки — всегда часть семьи. Я показываю, что меня спасали родители, бабушки. Например, в книгу «Где папа?» я перенесла сцену из своей жизни. Героиня жалуется, что её дразнят мальчишки, а папа говорит, что они приползут ещё, затем мама добавляет, что эти мальчишки не нужны уже будут, когда приползут. Родители загораживали стеной против несправедливого мира. В этих тёплых семейных уголках можно было переждать бурю.
Как вы своим детям прививаете любовь к чтению?
Во-первых, я сама читаю книги на глазах у детей. Кстати, когда мой муж начинает чаще читать, то старший сын тоже откладывает телефон и берётся за книгу.
Во-вторых, мы читаем книги вслух. С младшим сыном мы читаем цикл про Нарнию. Со старшими мы читали цикл Терри Пратчетта про Тиффани Болен.
Нет волшебных книг, которые помогут детям полюбить чтение. Надо искать ту, которая зацепит, а скорее — даже много книг. Важно создавать дома атмосферу, в которой и родители читают, и дети читают, и книги значимы, их обсуждают, по ним смотрят фильмы и спектакли.
Зачем читать вслух подросткам?
Мои дети сейчас в остром подростковом возрасте: одному 14 лет, другой — 17.
Общий опыт чтения дал нам пространство, в котором нет разборок, почему кто-то не убрался в комнате, не закапал в нос или не сделал домашку. У нас был безопасный мир, где важно было только, спасется Тиффани Болен или нет.
Это была наша единстванная проблема, и очень приятно находиться в проблеме, которая в конце концов решается.
Кроме того, совместное чтение позволяет создать свой кодовый язык. У Терри Пратчетта много смешных выражений: «всё будет типсы-топсы», «не волнуйся, хозяйка» и так далее. В момент ссоры кто-то из нас может вдруг сказать: «да ладно, всё будет типсы—топсы», и это разряжает атмосферу, все начинают смеяться.
Подросткам навык чтения даёт опору, у них остаются связующие ниточки с родителями, благодаря чему легче переживать кризисные периоды.
Как бы вы сформулировали свою писательскую миссию?
Я ощущаю ответственность, потому что родители оставляют своего ребёнка с моей книгой, а значит — доверяют мне и моим мыслям. Поэтому я показываю мир таким, какой он есть, но стараюсь сделать так, чтобы этот мир не вызывал ужас, а вызывал желание справиться со сложностями. Взрослым нужно говорить с детьми на сложные темы, чтобы те, столкнувшись с трудностями, имели в себе опору.
Помню, как я в детстве задумалась о смерти. В семь лет я смотрела фильм «Гостья из будущего», где в конце герои говорят, что пойдут в будущее своим ходом, год за годом. Я вдруг тогда поняла, что мы-то не дойдем в будущее, где роботы, летающие тарелки… Помню, у меня было совершенно катастрофическое состояние, и я была в нём одна.
Мои старшие дети задумались о смерти, когда я читала им сентиментальную литературу — «Таинственный сад», «Полианна», «Таинственный сад» и «Маленький лорд Фаунтлерой». Они слушали-слушали, потом очнулись и спросили: «А ты тоже умрёшь?». Я им спокойно сказала, что верю в вечность души. Затем отец рассказал, что верит, что жизнь есть только здесь и сейчас. У детей внутри образовался архипелаг из разных мнений, и он помогал им держаться.
Есть фраза Дины Рубиной о том, что из дома нужно выходить с запасом тепла. Мои дети шли с запасом тепла в школу. Мне хочется, чтобы читатели закрывали книги с таким же ощущением.
Помню, мне шесть лет, я сижу у бабушки на полу, на диване разложены игрушки, и тут перед моими глазами возникает «Cпутник букваря». Я в слезах спрашиваю маму: «Почему я должна это делать?», а она говорит: «Скоро школа». Учиться читать было для меня пыткой. При этом в детстве я очень любила слушать пластинки. Родители могли поставить мне пластинку и на полчаса уйти в универсам рядом с домом. Они знали, что пока одна сторона крутится, я сижу неподвижно с обложкой, смотрю на неё и слушаю, как заколдованная.
Когда мучительный период обучения чтению прошёл, книги стали для меня источником бесконечного счастья. Я ждала лета, чтобы начитаться до полуобморочного состояния. Первую половину каникул я проводила у бабушки в Подмосковье и читала там книги папиного детства: «Волшебная галоша», «Синопа. Маленький индеец». Затем я приезжала к бабушке на Северный Кавказ и перечитывала мамины книжки: «Динку» Осеевой и «Дорога уходит в даль…» Бруштейн.
Для вас книги в детстве были способом эскапизма? Что вам давало чтение?
У меня бурная фантазия, с которой довольно сложно жить. Я не могла определить границу между реальностью и фантазией: олени на бабушкином ковре со мной разговариали, камни как будто подползали поближе, за углом прятались тигры. Я часто испытывала сильную тревогу.
Родные иногда стонали: «У тебя больное воображение!». Я говорила: «Может быть, не больное, а большое?».
Мой младший сын Коля в этом на меня похож. Ему семь лет. Я прекрасно понимаю, когда он говорит, что не может войти в тёмную комнату, потому что представляет там кого-то. Он занимается с психологом, который помогает ему отличать выдумку от реальности.
Может, мне в детстве тоже не помешал бы психолог. Но тогда мне помогали книги. Я видела, что у писателей в головах происходит то же самое. Я не удивлялась, когда Люси заходила в шкаф и находила там Нарнию, ведь я сама постоянно сидела в шкафу и мечтала там что-то найти. Мне это было понятно.
А вы пытались управлять своей безграничной фантазией?
Я постоянно сочиняла истории и в них жила. Я могла бесконечно играть одна: построить домик посреди кустов, залезть в него, проигрывать сюжеты в голове — быть то королевой, то храбрым воином. Мне не приходило в голову, что их можно записывать. Скорее, я их зарисовывала как комиксы.
Когда вы задумались о том, что можете писать истории?
В восьмом классе. У меня была беда с русским, из-за рассеянности я не понимала правила и получала тройки. Однажды учительница задала нам написать сочинение на свободную тему «Если бы у меня были прошлые жизни, кем бы я был?». Я всю свою безудержную фантазию выразила в сочинении. Написала, что была бы учителем в древнем мире. Учительница выбрала два лучших сочинения, и одно из них было моим. Дальше опять были тройки, но я запомнила этот момент микро-славы.
В 16 лет я написала первый рассказ «О ненависти», папа предложил опубликовать его на Прозе.ру. За ночь его прочитали два человека, и я была в шоке. Так я начала публиковать свои тексты.
Многие дети в ваших героях узнают себя. Как вам удаётся так точно их передать?
Детям иногда дают психологическое задание — нарисовать марсианское животное. Они начинают рисовать клюв петуха, шею жирафа, ноги льва, то есть из реальных кусочков составляют выдуманное существо. Я примерно так же пишу: беру черты разных людей, соединяю их, получается персонаж.
В моих героях-подростках очень много меня. У любого подростка внутри оголённые провода, а у подростка с буйной фантазией — они в тысячу раз сильнее. Я хорошо помню это состояние: ты идешь по улице, и кажется, все на тебя смотрят, все над тобой издеваются, все хотят тебя изменить. В школе страшно выйти к доске и стоять перед всем классом.
У меня есть такой тип героев — рефлексирующий и боязливый. По мне даже литературные критики слегка проехались, мол, вот у Кузнецовый герой — какая-то тюха.
Однако на встречах с читателями ко мне подходят дети и говорят: «Спасибо, что вы написали про меня. Я тоже боюсь сделать что-то не так, попасть в неловкое положение, стать предметом шуток».
В моих книгах подростки — всегда часть семьи. Я показываю, что меня спасали родители, бабушки. Например, в книгу «Где папа?» я перенесла сцену из своей жизни. Героиня жалуется, что её дразнят мальчишки, а папа говорит, что они приползут ещё, затем мама добавляет, что эти мальчишки не нужны уже будут, когда приползут. Родители загораживали стеной против несправедливого мира. В этих тёплых семейных уголках можно было переждать бурю.
Как вы своим детям прививаете любовь к чтению?
Во-первых, я сама читаю книги на глазах у детей. Кстати, когда мой муж начинает чаще читать, то старший сын тоже откладывает телефон и берётся за книгу.
Во-вторых, мы читаем книги вслух. С младшим сыном мы читаем цикл про Нарнию. Со старшими мы читали цикл Терри Пратчетта про Тиффани Болен.
Нет волшебных книг, которые помогут детям полюбить чтение. Надо искать ту, которая зацепит, а скорее — даже много книг. Важно создавать дома атмосферу, в которой и родители читают, и дети читают, и книги значимы, их обсуждают, по ним смотрят фильмы и спектакли.
Зачем читать вслух подросткам?
Мои дети сейчас в остром подростковом возрасте: одному 14 лет, другой — 17.
Общий опыт чтения дал нам пространство, в котором нет разборок, почему кто-то не убрался в комнате, не закапал в нос или не сделал домашку. У нас был безопасный мир, где важно было только, спасется Тиффани Болен или нет.
Это была наша единстванная проблема, и очень приятно находиться в проблеме, которая в конце концов решается.
Кроме того, совместное чтение позволяет создать свой кодовый язык. У Терри Пратчетта много смешных выражений: «всё будет типсы-топсы», «не волнуйся, хозяйка» и так далее. В момент ссоры кто-то из нас может вдруг сказать: «да ладно, всё будет типсы—топсы», и это разряжает атмосферу, все начинают смеяться.
Подросткам навык чтения даёт опору, у них остаются связующие ниточки с родителями, благодаря чему легче переживать кризисные периоды.
Как бы вы сформулировали свою писательскую миссию?
Я ощущаю ответственность, потому что родители оставляют своего ребёнка с моей книгой, а значит — доверяют мне и моим мыслям. Поэтому я показываю мир таким, какой он есть, но стараюсь сделать так, чтобы этот мир не вызывал ужас, а вызывал желание справиться со сложностями. Взрослым нужно говорить с детьми на сложные темы, чтобы те, столкнувшись с трудностями, имели в себе опору.
Помню, как я в детстве задумалась о смерти. В семь лет я смотрела фильм «Гостья из будущего», где в конце герои говорят, что пойдут в будущее своим ходом, год за годом. Я вдруг тогда поняла, что мы-то не дойдем в будущее, где роботы, летающие тарелки… Помню, у меня было совершенно катастрофическое состояние, и я была в нём одна.
Мои старшие дети задумались о смерти, когда я читала им сентиментальную литературу — «Таинственный сад», «Полианна», «Таинственный сад» и «Маленький лорд Фаунтлерой». Они слушали-слушали, потом очнулись и спросили: «А ты тоже умрёшь?». Я им спокойно сказала, что верю в вечность души. Затем отец рассказал, что верит, что жизнь есть только здесь и сейчас. У детей внутри образовался архипелаг из разных мнений, и он помогал им держаться.
Есть фраза Дины Рубиной о том, что из дома нужно выходить с запасом тепла. Мои дети шли с запасом тепла в школу. Мне хочется, чтобы читатели закрывали книги с таким же ощущением.