Как вы полюбили книги?
Большинство моих знакомых, которые занимаются литературой, говорят, что они обнаружили себя в пять лет уже за книгой «Собор Парижской Богоматери». Я же в детстве ужасно не любила читать.
У меня папа по образованию математик и при этом большой любитель литературы для детей. Когда я была маленькая, вышли «Хоббит» и «Властелин колец». Папа нам с братом прочитал их вслух. Я с удовольствием слушала папу, пластинки со сказками, у меня возникали образы перед глазами. Но самой мне было очень сложно читать по слогам, я это не любила.
Только лет в 10-11 я начала читать много. Я читала много летом у бабушек, потому что сидела в деревне, и надо было выбирать — либо прополка капусты, либо приключения королевы Марго из книг Дюма. Не знаю, читала бы я так много, если бы у меня были альтернативы в виде сериалов или игр.
А в какой момент вы стали писать стихи?
Ещё когда я особо не читала, мне нравилось включать запись на магнитофоне и распевать песни. Я записывала свои «радиопередачи». Мне очень нравились сюжеты в духе Михалкова: «вот парень идёт, сейчас котят он спасёт». Мне и сейчас важны во многом звук и ритм, я очень люблю звукопись в музыке, и в стихах мне важна напевность.
Кроме того, мне жутко нравилась драма в стихотворениях. Классе в пятом-шестом на конкурсе чтецов, где все ещё читали Михалкова и стихи о природе, я выходила и произносила строки Цветаевой: «Дарю тебе железное кольцо:// бессонницу — восторг — и безнадежность.// чтоб не глядел ты девушкам в лицо,// чтоб позабыл ты даже слово: нежность».
Я сочиняла такие напевные и драматичные стихи. Мы недавно вспоминали с мамой, как я ей подарила балладу в восточном стиле про какого-то башмачника. Родители к моим сочинениям относились спокойно. Меня не бежали показывать друзьям или записывать в какие-то студии.
Может, отсутствие занятий с профессионалами и дало свободу творчества?
Я думаю, да. Рано или поздно каждый пишущий человек встречает пафосных старших, которые говорят: «Ох, не пишите! Это всё вторично! Зачем вам это?». Я их встретила уже довольно поздно, меня сложно было травмировать, потому что я уже знала, что пишу и ничего с собой поделать не могу. Поэтому когда мне начали встречаться какие-то настоящие поэты, филологи и прочие, говорившие: «Ребёнка родишь, успокоишься», я отвечала им: «До свидания».
В какой момент и почему у вас возникло желание написать подростковую книгу «Сияй!»?
Для меня это не первая проза. Я давно веду блоги, периодически пишу рассказы и сказки. Я написала повесть по мотивам моей работы в фонде «Подсолнух», но потом я её забраковала. У меня была написана автофикшн история про юность, которая не издана. Я опубликовала рассказ в сборнике «Девять жизней 6«У»».
Позапрошлым летом я написала «Сияй!». Я прислала текст издателю, он заинтересовался. В этом тексте для меня сошлись темы, о которых хотелось поговорить.
О каких темах вы хотели поговорить в этой книге?
Во-первых, мне хотелось написать текст о ребёнке из благополучной семьи. Есть некоторое обесценивание «обычных» детей, но отчасти это облегчение писательского труда, когда ставишь ребёнку (да и взрослому герою) такую серьёзную проблему, против которой надо бороться без колебаний. Мне же хотелось обсудить, что внутренние проблемы могут быть и у девочки, у которой вроде бы всё благополучно на первый взгляд: понимающие родители, хорошая школа, есть лучшая подруга и прочее.
Естественно, книгу «Сияй!» критиковали за то, что «героиня только и делает, что пьёт кофе и сидит в интернете». Это не совсем так, но, кстати, юные читательницы говорили мне, что действительно когда у тебя понимающие родители, их гораздо страшнее расстраивать.
Во-вторых, мне хотелось поговорить про невидимость в интернете и про легкодоступность звёзд. Теперь ты знаешь больше о том, как проводит отпуск твой кумир, чем об отпуске собственной тёти. Можешь прийти в комментарии и написать как приятные вещи, так и неприятные. Мне кажется, даже взрослые люди не знают, как с этим быть. Мне хотелось показать, что люди могут быть ранимы, даже если они знамениты и у них открыты комментарии.
В-третьих, в тексте есть дружба, первая любовь, стихи. Это тоже мне было важно.
Что было самым трудным в создании образов современных подростков?
Не скажу, что я как-то специально создавала образы. Я просто много общаюсь с подростками, любуюсь разными проявлениями подростковости. Мне красиво и интересно, я фиксирую всё на ходу.
Мне хотелось сделать моментальное фото конкретно представляемых девочек. У меня была встреча с подростками, куда пришла читательница, и она сказала: «У меня было ощущение, что вы стоите у меня за спиной. Яся в книге посмотрела кружочек, сделала кофе. Я читала и оглядывалась: где эта писательница, откуда она знает про меня?»
Я сейчас работаю над продолжением книги, и в какой-то момент герой предлагает поставить песню для Яси. Я написала знакомой девочке вопрос, какую бы песню попросила? Она ответила: «Метель августа» ДТТ. Я ей написала, что опять никто не поверит, скажут, что подростки такое не слушают. Она сказала: «Ну, хотя бы «Король и Шут»». Все подростки разные. Одни играют на гитаре песни «Короля и Шута», другие слушают k-pop. Мне кажется, надо писать про то, что ты видишь, а не стремится создать самый правдоподобный образ героев.
Видите ли вы у современных подростков какие-то новые проблемы?
Я бы всё-таки избегала обобщения, потому что мы все очень разные. Однако действительно сейчас слишком много информации и интернета. От этого не только подросткам тяжело — всем тяжело.
Сегодняшние подростки — это первое поколение людей, которые в любой момент могут посмотреть на себя со стороны в фото– и видеорежиме. Это довольно невротично. Девочки снимают себя и говорят: «Что-то я сегодня какая-то отёкшая». Моя бабушка в пятнадцать лет могла неделю не знать, насколько она отёкшая — посмотрела в зеркальце, вроде всё нормально, и не думает об этом.
Вы работали ведущей литературной студии в отделении иммунологии РДКБ. Зачем, по-вашему, такие занятия нужны детям, которые переживают очень тяжёлый период?
Я работала в фонде «Подсолнух» как менеджер проектов и немного помогала в больнице, где предложила организовать литературную студию. Отделение иммунологии — довольно специфическое место, потому что дети часто лежат там подолгу и возвращаются туда из года в год. Многие из них всю жизнь находятся на домашнем обучении. Ты приходишь как взрослый из немного другого мира, который не привычен для них. Конечно, хочется всех спасти, но важно проявить к этим детям уважение — не унижать их особым подходом. Если ребёнок приходил на занятие и говорил: «Не интересен мне ваш Достоевский», я отвечала: «Если неинтересно, можешь покинуть аудиторию. А можешь попробовать послушать и заинтересоваться». Ребёнок должен понять в этот момент, что мир не крутится вокруг него.
Там лежат дети из разных городов, с разным уровнем образования, разных возрастов. Например, на одной встрече они говорят: «А мы не любим стихи!». Я говорю: «А какие стихи вы не любите?» — «Однажды в студёную зимнюю пору…» — «Как вам такое стихотворение Германа Лукомникова: «Бог художник. Бог поэт. Я Его автопортрет»?» — «Разве это стихотворение? Я сейчас тонны таких напишу» — «Давай попробуем».
Так дети становились активными участниками процесса, это позволяло им посмотреть на себя с другого угла — оказывается, они могут писать стихи! Однажды они предложили написать сказку про лимфоциты, эритроциты, клетки крови. Вместе сочиняли текст, потом подростки предложили проиллюстрировать его в стиле аниме. Вдохновение творчества — это необычное ощущение, в этот момент забываешь, что ты в больнице, приобретаешь какую-то новую социальную роль, лучше узнаёшь остальных. Это важно детям, и мне приятно в этом участвовать.
Вы сказали, что любуетесь подростками. Может, им как раз не хватает восхищения взрослых? Ведь обычно подростки упоминаются в связке с какими-то проблемами, которые надо решать.
Мне довольно комфортно показывать своё восхищение людьми вообще. Даже странно, что не всем это комфортно. Ведь чуть больше доброты во взгляде нужно не только подросткам.
Часто к специалисту по чтению обращаются родители, которые многое делают и всё равно себя ругают. У них ребёнок говорит на двух языках, они его накормили, обули, решили вопросы с прививками, с аллергией на глютен, нашли курсы для чтения и всё равно ругают себя, что ребёнок читает недостаточно по их вине. Мне всегда хочется родителей поддержать, ведь вы все молодцы.
У меня в блоге есть такой тег «Право на круассан», и я очень хочу написать книгу с таким названием. Он не про то, что надо разрешить себе есть булки (хотя это иногда тоже), а про то, что мы требуем от себя очень многое и редко останавливаемся себя похвалить. Есть страх, что если себя похвалить, пермировать круассаном, или сказать ребенку: «Классно ты сейчас сыграл», то дальше ничего не захочется делать. Но всё наоборот. Надо останавливаться, радоваться, присваивать свои достижения и своих классных подростков. Надо ликовать и сиять!
Большинство моих знакомых, которые занимаются литературой, говорят, что они обнаружили себя в пять лет уже за книгой «Собор Парижской Богоматери». Я же в детстве ужасно не любила читать.
У меня папа по образованию математик и при этом большой любитель литературы для детей. Когда я была маленькая, вышли «Хоббит» и «Властелин колец». Папа нам с братом прочитал их вслух. Я с удовольствием слушала папу, пластинки со сказками, у меня возникали образы перед глазами. Но самой мне было очень сложно читать по слогам, я это не любила.
Только лет в 10-11 я начала читать много. Я читала много летом у бабушек, потому что сидела в деревне, и надо было выбирать — либо прополка капусты, либо приключения королевы Марго из книг Дюма. Не знаю, читала бы я так много, если бы у меня были альтернативы в виде сериалов или игр.
А в какой момент вы стали писать стихи?
Ещё когда я особо не читала, мне нравилось включать запись на магнитофоне и распевать песни. Я записывала свои «радиопередачи». Мне очень нравились сюжеты в духе Михалкова: «вот парень идёт, сейчас котят он спасёт». Мне и сейчас важны во многом звук и ритм, я очень люблю звукопись в музыке, и в стихах мне важна напевность.
Кроме того, мне жутко нравилась драма в стихотворениях. Классе в пятом-шестом на конкурсе чтецов, где все ещё читали Михалкова и стихи о природе, я выходила и произносила строки Цветаевой: «Дарю тебе железное кольцо:// бессонницу — восторг — и безнадежность.// чтоб не глядел ты девушкам в лицо,// чтоб позабыл ты даже слово: нежность».
Я сочиняла такие напевные и драматичные стихи. Мы недавно вспоминали с мамой, как я ей подарила балладу в восточном стиле про какого-то башмачника. Родители к моим сочинениям относились спокойно. Меня не бежали показывать друзьям или записывать в какие-то студии.
Может, отсутствие занятий с профессионалами и дало свободу творчества?
Я думаю, да. Рано или поздно каждый пишущий человек встречает пафосных старших, которые говорят: «Ох, не пишите! Это всё вторично! Зачем вам это?». Я их встретила уже довольно поздно, меня сложно было травмировать, потому что я уже знала, что пишу и ничего с собой поделать не могу. Поэтому когда мне начали встречаться какие-то настоящие поэты, филологи и прочие, говорившие: «Ребёнка родишь, успокоишься», я отвечала им: «До свидания».
В какой момент и почему у вас возникло желание написать подростковую книгу «Сияй!»?
Для меня это не первая проза. Я давно веду блоги, периодически пишу рассказы и сказки. Я написала повесть по мотивам моей работы в фонде «Подсолнух», но потом я её забраковала. У меня была написана автофикшн история про юность, которая не издана. Я опубликовала рассказ в сборнике «Девять жизней 6«У»».
Позапрошлым летом я написала «Сияй!». Я прислала текст издателю, он заинтересовался. В этом тексте для меня сошлись темы, о которых хотелось поговорить.
О каких темах вы хотели поговорить в этой книге?
Во-первых, мне хотелось написать текст о ребёнке из благополучной семьи. Есть некоторое обесценивание «обычных» детей, но отчасти это облегчение писательского труда, когда ставишь ребёнку (да и взрослому герою) такую серьёзную проблему, против которой надо бороться без колебаний. Мне же хотелось обсудить, что внутренние проблемы могут быть и у девочки, у которой вроде бы всё благополучно на первый взгляд: понимающие родители, хорошая школа, есть лучшая подруга и прочее.
Естественно, книгу «Сияй!» критиковали за то, что «героиня только и делает, что пьёт кофе и сидит в интернете». Это не совсем так, но, кстати, юные читательницы говорили мне, что действительно когда у тебя понимающие родители, их гораздо страшнее расстраивать.
Во-вторых, мне хотелось поговорить про невидимость в интернете и про легкодоступность звёзд. Теперь ты знаешь больше о том, как проводит отпуск твой кумир, чем об отпуске собственной тёти. Можешь прийти в комментарии и написать как приятные вещи, так и неприятные. Мне кажется, даже взрослые люди не знают, как с этим быть. Мне хотелось показать, что люди могут быть ранимы, даже если они знамениты и у них открыты комментарии.
В-третьих, в тексте есть дружба, первая любовь, стихи. Это тоже мне было важно.
Что было самым трудным в создании образов современных подростков?
Не скажу, что я как-то специально создавала образы. Я просто много общаюсь с подростками, любуюсь разными проявлениями подростковости. Мне красиво и интересно, я фиксирую всё на ходу.
Мне хотелось сделать моментальное фото конкретно представляемых девочек. У меня была встреча с подростками, куда пришла читательница, и она сказала: «У меня было ощущение, что вы стоите у меня за спиной. Яся в книге посмотрела кружочек, сделала кофе. Я читала и оглядывалась: где эта писательница, откуда она знает про меня?»
Я сейчас работаю над продолжением книги, и в какой-то момент герой предлагает поставить песню для Яси. Я написала знакомой девочке вопрос, какую бы песню попросила? Она ответила: «Метель августа» ДТТ. Я ей написала, что опять никто не поверит, скажут, что подростки такое не слушают. Она сказала: «Ну, хотя бы «Король и Шут»». Все подростки разные. Одни играют на гитаре песни «Короля и Шута», другие слушают k-pop. Мне кажется, надо писать про то, что ты видишь, а не стремится создать самый правдоподобный образ героев.
Видите ли вы у современных подростков какие-то новые проблемы?
Я бы всё-таки избегала обобщения, потому что мы все очень разные. Однако действительно сейчас слишком много информации и интернета. От этого не только подросткам тяжело — всем тяжело.
Сегодняшние подростки — это первое поколение людей, которые в любой момент могут посмотреть на себя со стороны в фото– и видеорежиме. Это довольно невротично. Девочки снимают себя и говорят: «Что-то я сегодня какая-то отёкшая». Моя бабушка в пятнадцать лет могла неделю не знать, насколько она отёкшая — посмотрела в зеркальце, вроде всё нормально, и не думает об этом.
Вы работали ведущей литературной студии в отделении иммунологии РДКБ. Зачем, по-вашему, такие занятия нужны детям, которые переживают очень тяжёлый период?
Я работала в фонде «Подсолнух» как менеджер проектов и немного помогала в больнице, где предложила организовать литературную студию. Отделение иммунологии — довольно специфическое место, потому что дети часто лежат там подолгу и возвращаются туда из года в год. Многие из них всю жизнь находятся на домашнем обучении. Ты приходишь как взрослый из немного другого мира, который не привычен для них. Конечно, хочется всех спасти, но важно проявить к этим детям уважение — не унижать их особым подходом. Если ребёнок приходил на занятие и говорил: «Не интересен мне ваш Достоевский», я отвечала: «Если неинтересно, можешь покинуть аудиторию. А можешь попробовать послушать и заинтересоваться». Ребёнок должен понять в этот момент, что мир не крутится вокруг него.
Там лежат дети из разных городов, с разным уровнем образования, разных возрастов. Например, на одной встрече они говорят: «А мы не любим стихи!». Я говорю: «А какие стихи вы не любите?» — «Однажды в студёную зимнюю пору…» — «Как вам такое стихотворение Германа Лукомникова: «Бог художник. Бог поэт. Я Его автопортрет»?» — «Разве это стихотворение? Я сейчас тонны таких напишу» — «Давай попробуем».
Так дети становились активными участниками процесса, это позволяло им посмотреть на себя с другого угла — оказывается, они могут писать стихи! Однажды они предложили написать сказку про лимфоциты, эритроциты, клетки крови. Вместе сочиняли текст, потом подростки предложили проиллюстрировать его в стиле аниме. Вдохновение творчества — это необычное ощущение, в этот момент забываешь, что ты в больнице, приобретаешь какую-то новую социальную роль, лучше узнаёшь остальных. Это важно детям, и мне приятно в этом участвовать.
Вы сказали, что любуетесь подростками. Может, им как раз не хватает восхищения взрослых? Ведь обычно подростки упоминаются в связке с какими-то проблемами, которые надо решать.
Мне довольно комфортно показывать своё восхищение людьми вообще. Даже странно, что не всем это комфортно. Ведь чуть больше доброты во взгляде нужно не только подросткам.
Часто к специалисту по чтению обращаются родители, которые многое делают и всё равно себя ругают. У них ребёнок говорит на двух языках, они его накормили, обули, решили вопросы с прививками, с аллергией на глютен, нашли курсы для чтения и всё равно ругают себя, что ребёнок читает недостаточно по их вине. Мне всегда хочется родителей поддержать, ведь вы все молодцы.
У меня в блоге есть такой тег «Право на круассан», и я очень хочу написать книгу с таким названием. Он не про то, что надо разрешить себе есть булки (хотя это иногда тоже), а про то, что мы требуем от себя очень многое и редко останавливаемся себя похвалить. Есть страх, что если себя похвалить, пермировать круассаном, или сказать ребенку: «Классно ты сейчас сыграл», то дальше ничего не захочется делать. Но всё наоборот. Надо останавливаться, радоваться, присваивать свои достижения и своих классных подростков. Надо ликовать и сиять!
